№89 (4630), 20.05.2011

"Сокровищница Медичи" в Музеях Кремля
Выставка история

В Одностолпной палате кремлевского Патриаршего дворца открылась выставка "Сокровищница Медичи", подготовленная флорентийскими музейными собраниями и посвященная личной коллекции драгоценностей знаменитой династии "крестных отцов Ренессанса". Выставку, ставшую одним из проектов года Италии—России, оценивает СЕРГЕЙ ХОДНЕВ.

Выставка — еще и продолжение знатного цикла "Императорские и королевские сокровищницы в Кремле", так что сокровища Медичи вполне уместно сравнивать с тем драгоценным добром, которое коллекционировали другие представленные в том же цикле европейские потентаты. Кабинет драгоценностей флорентийских магнатов, поднявшихся от менял до их королевских высочеств великих герцогов Тосканских, должен был в конечном счете соответствовать общеевропейскому стандарту — и он соответствует. Но все-таки ясны и отличия: если на прибывшей из Дрездена выставке "Кабинет драгоценностей Августа Сильного" главной нотой был блеск драгоценных камней, а на выставке "Кунсткамера Габсбургов" (прибывшей из Вены) — природные раритеты вкупе с удивительным мастерством немецких "златокузнецов" XVI-XVII веков, то на флорентийской выставке главный герой — камень. Но не драгоценный камень, ограненный по всем ювелирным правилам (они на выставке есть во множестве, но погоды не делают), а, что называется, полудрагоценный. Или поделочный — хотя в приложении к показанным вещам это определение звучит, пожалуй, чересчур грубо.

Вкус к изделиям из таких камней у Медичи сохранялся, видимо, на генетическом уровне. Вот, допустим, собранные ими чаши и вазы из яшмы, порфира, лазурита, сделанные еще позднеантичными или средневековыми мастерами и в эпоху Возрождения снабженные тактичными ювелирными дополнениями. Их совершенная форма в сочетании с прекрасной фактурой хотя бы и полудрагоценного камня выглядит не менее притягательно, чем иной гигантский бриллиант.

В основном все это вещи небольшие, миниатюрные, и часто приходится досадовать на то, что они показываются в горизонтальных витринах — так их рассматривать сложнее, чем в витринах вертикальных. В первую очередь это относится к геммам, которых на выставке много. Еще при Козимо Старшем и Лоренцо Великолепном Медичи с особенной охотой собирали античные камеи, чувствуя себя наследниками занимавшихся тем же хобби древних римлян. В результате мы видим на выставке несколько прекрасных древних камей (например, огромную гемму III в. до Р. Х. с изображением Александра Македонского и его матери Олимпиады), но также и немало интереснейших произведений ренессансной глиптики. Например, портрет харизматичного Джироламо Савонаролы, вырезанный на сердолике огненного цвета — так и подмывает добавить, что это напоминание о тех кострах, на которых проповедник сжигал "суетные" произведения искусства, и о том костре, на котором сожгли его самого.

Но все-таки с конца XVI века любимой игрушкой Медичи стало то, что мы называем флорентийской мозаикой — искусство составления эффектных декоративных панно из пластин тех самых поделочных камней, которые ради процветания этой отрасли искусства свозились по велению Медичи во Флоренцию со всего мира. То, что показывает выставка, не всегда дает понять тот восторг, который творения флорентийских камнерезов эпохи барокко вызывали по всей Европе, но техническое совершенство очевидно даже для человека лазерной эпохи.

Помимо всей этой живописи в камне есть и живопись обычная, станковая. Выставку сопровождают портреты самих Медичи — от Пьеро Подагрика до Анны Марии Луизы, сестры последнего великого герцога, на которой фамилия угасла. Для совсем уж полной портретной галереи стен Одностолпной палаты заведомо не хватило бы, так что из палаццо Питти привезли только самых известных, включая обеих флорентиек, ставших королевами Франции, Екатерину и Марию. Но в любом случае то, как лица Медичи менялись от века к веку, выглядит поучительно.

У первых представителей семейства на физиономиях написана не только банкирская сметка, но и ум, и воля, и та ренессансная virtu, "доблесть", которая с аристократическим происхождением не имеет ничего общего. Потом они захотели встать в один ряд с правящими фамилиями Европы, и это им удалось. Захотели с этими фамилиями породниться — и породнились. Но создается впечатление, что кровь Габсбургов, Бурбонов и прочих, влитая в тосканские жилы, каждому новому поколению Медичи приносила только наследственные болезни и наследственные генетические уродства. Медичи конца XVII-XVIII веков выглядят уже как представители старой, усталой, вырождающейся династии. Болезненные дебелые туловища, гротескные лица, вялый взгляд. Женщины бесплодны, мужчины отвлекаются на пажей. Так род и пресекся, и великие державы постановили бесхозное Великое герцогство Тосканское отдать многодетному отцу — Францу-Стефану Лотарингскому, мужу знаменитой Марии-Терезии Австрийской и будущему императору Священной Римской империи. Но везучесть, которая так часто выручала Медичи, дала себя знать и после этой даты — несмотря на все социальные потрясения, коллекция великих герцогов Тосканских сохранилась очень хорошо.