№ 114(3690) от 03.07.2007

В Кремле в Одностолпной палате Патриаршего дворца открылась выставка "Иконописцы царя Михаила Романова". Это очень камерная выставка, сделанная с большим государственным пафосом, что вполне соответствует представленному на ней материалу.

Выставку полусотни икон и десятка произведений декоративно-прикладного искусства открыли директор Музеев Кремля Елена Гагарина, посол Норвегии Ойвинд Нордслеттен и генеральный спонсор выставки президент компании Hydro Oil & Energy Бент Ли Хансен, а также ансамбль хорового пения "Благовест".

Под хоровое пение думалось, что каждая выставка в этом месте провоцирует какие-то сложные сомнения. С одной стороны, когда же наконец из Кремля съедет власть, его откроют, Музеи Кремля получат выставочные залы, а Москва перестанет быть городом феодальным, где центр -- крепость с топтунами у ворот, а не место музеев и туризма. Рано или поздно это все равно произойдет, но когда? С другой стороны, в близости власти есть свои плюсы. Одностолпная палата Патриаршего дворца - зал очень маленький, примерно 150 кв. м, и будь эта выставка не в Кремле, а, скажем, в любом из московских монастырей, на нее вряд ли кто-нибудь обратил бы внимание. Но тут Кремль, большой пафос, иностранные послы, охрана. Все же президент Путин всего в 200 метрах - тут даже локальный сюжет из истории поздней древнерусской иконописи получает государственное звучание.

"Иконописцы царя Михаила Романова" - это Истома Савин, далее и в основном его сыновья Никифор и Назарий, а также Марк Матвеев и Яков Казанец; судите сами, насколько прославленные мастера. Эти иконы раньше считались малоинтересными, а теперь их отреставрировали, отчасти атрибутировали перечисленным мастерам, и вот они, так сказать, заиграли новыми красками. Хотя и не слишком сильно. Его превосходительство Нордслеттен, выступая, сказал, что посольство Норвегии проводит вечера в честь поэта Иосифа Бродского (уже провели) и поэта Федора Тютчева (пока учат стихи), потому что русская культура - часть всемирной и вот эти мастера-иконописцы - тоже, поэтому норвежская компания и спонсирует выставку. По-моему, это все-таки дипломатическая вежливость, хотя и приятная, степень всемирности значения здесь несколько преувеличена. Произведения, показанные на выставке, - это прежде всего иконостасы из собора Чудова монастыря и церкви Ризоположения в Кремле, а также несколько икон из Архангельского собора. Большинство создано сразу после пожара 1626 года, когда Кремль сильно пострадал и соборы пришлось оформлять заново. Собор Чудова монастыря - в честь Михаила Архангела, покровителя Михаила Романова, как и Архангельский собор, усыпальница царской фамилии. А церковь Ризоположения - патриаршая, и патриарх в этот момент - отец Михаила Романова патриарх Филарет. Так что речь идет впрямую о вкусах царской семьи после Смуты.

Здесь есть психологический подтекст, и он, пожалуй, интересен. Иконы очень камерные, мастера эти, по-видимому, в большей степени миниатюристы-книжники, чем монументалисты. Фигуры вырисованы тщательно, мелко и подробно, позы порой очень динамичные, танцующие, одежды в сложных складках, лики хотя и в глубоких морщинах, погруженные в себя, но очень спокойные, какие-то ухоженные. По сравнению с XVI веком, когда лица на иконах вдруг обрусели и приобрели специфически славянские черты, здесь они вновь становятся резко греческими, коричневыми, с длинными византийскими носами.

Вообще, по строю эти иконы, в особенности праздничный чин иконостаса Чудова монастыря, напоминают византийские иконы эпохи конца Византийской империи, XIV века, только, разумеется, без глубокого трагизма последних. В этих вместо трагизма какой-то грациозный этикет. Специалисты по византийской живописи не очень интересуются поствизантийским искусством XVI-XVII веков на турецких территориях - живописью Афона, Балкан, но когда видишь эти иконы, то они кажутся похожими на искусство первых Романовых.

По духу это странное искусство. Оно выглядит, повторю, камерным, скрытным. Самое удачное в этих иконах - клейма, композиции на полях; в иконе Михаила Архангела из Чудова монастыря их аж 69 - крошечные, очень подробные миниатюры. Это в общем-то монашеское искусство, искусство людей, держащихся подчеркнуто незаметно и переживающих что-то свое, тайное. Там нет святых, прямо обращающихся к людям - не важно с обличением или с ободрением, философов и воинов, как было несколько веков назад, скажем, у Феофана Грека. Там есть послушники, ни к кому не обращающиеся, к которым можно приобщиться опытом долгого смирения. Это с одной стороны. А с другой - этих молчальников и схимников, держащих очи долу, как-то причесали, завили, нарядили в дорогие ткани и жемчуга, обучили изящно держать руки с длинными пальцами и с пониманием, на носок ставить длинную узкую стопу в изящной сафьяновой обуви. Это какой-то монашеский маньеризм.

Тут надо представить себе контекст. Только что прошла Смута, страшная катастрофа русского государства, происшедшая от Запада, от поляков. Она уже прошла, и в стране сравнительно неплохо, крепкое государство, все спокойно, она богатеет. Запад она, впрочем, теперь ненавидит: от него вся беда - надо найти свое. А свое, православное, византийское, оно вот такое только осталось. Маленькие монастыри под турками, лелеющие память о павшей империи, ну и наши, все знания которых, авторитет, мысли от Византии.

Ну, мы их соберем, накормим, причешем, приоденем, обнадежим и продолжим строительство Третьего Рима с особым упором на то, чтобы против поляков. Это очень камерное искусство, но с большим государственным пафосом. Это выглядит, как если бы Владимир Путин сегодня собрал где-нибудь рыцарей плаща и кинжала, начинавших при Андропове и Суслове, и создал из них новый институт духовности. Сами они уже немногое могут, но помнят империю, тех, которые могли, помнят с огромным уважением. И потому дарят друг другу на Седьмое ноября палехские шкатулки, подчеркнуто скромно одеваются в финские инвалютные дубленки и норковые ушанки, украшают кабинеты портретами Дзержинского и Ленина и пишут документы о стратегии биполярного мира. При этом тщательно копируя стиль, шрифт, двойной интервал пишущих машинок, тип бумаги и картонные скоросшиватели по 12 копеек, которые были приняты в соответствующих ведомствах в эпоху империи.

Странно это выглядит, повторю, странно, потому что как-то уж очень мелко для царской идеологии. Как-то нет в этом силы, уверенности, кажется, что перед нами не начало новой династии, а искусство какого-то чудом выжившего центра, на который вдруг свалилось относительное благополучие, а он сам не понимает отчего. И главную свою задачу видит в том, чтобы забыть все неприятности и зажить как раньше, долго и счастливо. В этих иконах есть образ государства, которое возродилось, но пока не очень понимает зачем и как-то сбоку присоседивается к традиции предков. Странно. Но однако же ведь получилось. Ведь это самое начало династии, у нее еще 300 лет впереди.