№ 89(3665) от 25.05.2007

Cartier в Кремле
выставка ювелирное искусство

Сегодня в Успенской звоннице Московского Кремля открывается для публики выставка "Cartier. Инновации XX века". Накануне от витрин с шедеврами ювелирного искусства первой половины XX века из коллекции исторического наследия дома Cartier с трудом смогла оторваться АННА Ъ-ТОЛСТОВА.

Наследие Cartier привозят в России во второй раз: в 1992 году ретроспективу произведений знаменитого ювелирного дома показывали в Эрмитаже. С тех пор выставки Cartier прошли в музее Метрополитен, Британском музее и других приличных местах. Нынешний проект отличается от стандартных ретроспектив принципом отбора, который был доверен кураторам Музеев Кремля. Как объяснила замдиректора музеев Зельфира Трегулова, выбирали лишь то, в чем ювелиры империи Картье были настоящими новаторами по части эстетики и технологии.

Поэтому на выставку не попали те вещи 1900-х годов, в которых Картье пытались подражать Фаберже: Луи Картье был очарован как византийским великолепием эмалей придворного русского ювелира, показанных на Всемирной выставке в Париже, так, видимо, и баснословной платежеспособностью великосветских покупателей из России. Однако переплюнуть Карла Фаберже по части эмалей не вышло, как и вытеснить его с нашего придворного рынка, хотя заказчиков из России у Картье, все же добившегося в 1907 году звания поставщика его императорского величества, хватало. Среди почитателей стиля Cartier были, например, эстеты Юсуповы: в экспозиции есть усыпанная бриллиантами булавка для вуали, приобретенная будущим убийцей Распутина князем Феликсом для невесты, великой княжны Ирины Александровны.

Тему русских связей мастера Cartier обыграли на другом материале: "Русских сезонах" Сергея Дягилева. Речь, разумеется, идет не о том, что преданным клиентом Луи Картье был сам Дягилев, частенько покупавший колечки для Вацлава Нижинского, но о том, что многоцветие костюмов и декораций Льва Бакста вкупе с авангардной пластикой изрядно повлияли на дизайн украшений дома Cartier. Впрочем, на протяжении всего XX века фирма Cartier не столько подражала, сколько предвосхищала и изобретала - выставка как раз об этом.

Многие инновации были заложены уже в "стиле гирлянды" начала XX века, хотя блещущие бриллиантами диадемы, колье и броши сложного орнамента, словно бы снятого с лепнины дворцов Версаля и Фонтенбло и вдохновленного эпохой Людовика XVI, на фоне европейского ар-нуво не производят впечатления чего-то ультраавангардного. Между тем этот ослепительный блеск достигался благодаря платине, отражающей свет, как зеркало, - ювелиры Cartier первыми догадались использовать ее вместо золота и серебра, делая оправы почти невидимыми, отчего кажется, будто сверкающие камни парят в воздухе, сами собой сплетаясь в узоры.

Платина, с начала 1900-х прочно ассоциирующаяся с именем Картье, кроме того, была легче, гибче, пластичней, да и мастера фирмы (говорят, вприглядку на паровозные рессоры) постоянно придумывали новые способы подвижных креплений. Потому бриллиантовые листья папоротника или венки из лилий идеально ложились по форме вельможных шей и плеч и при движении слегка колыхались. Наверное, Джон Леннон знал, о чем говорил, когда на легендарном концерте The Beatles в Театре принца Уэльского, обращаясь к королевской ложе, предложил публике побогаче вместо аплодисментов "позвенеть драгоценностями".

Кстати, с 1904 года ювелирный дом Cartier числился главным поставщиком английского королевского двора, а вскоре охватил своим вниманием царствующие династии практически всей Европы и даже отчасти Азии. Так что едва ли не каждая вторая вещь на выставке принадлежала сильным и знаменитым мира сего, от парадного ожерелья главного индийского денди махараджи Патиалы с бриллиантами общим весом почти в тысячу каратов до шпаги Жана Кокто, полагавшейся ему как члену Академии бессмертных и сделанной по его собственному (довольно вычурному) эскизу. Об изысканном обществе, каковым всегда был клуб любителей Cartier, напоминает и портсигар барона де Мейера, на крышке которого выгравированы двадцать подписей "картьеманов" вроде Коко Шанель и Пегги Гуггенхайм. Для полноты картины добавим еще две дюжины королевских особ, три десятка мультимиллионеров, Марлен Дитрих, Глорию Свенсон, Элизабет Тейлор и Игоря Стравинского.

Все они, видимо, ценили не только тонкость ювелирной работы или точность часовых механизмов (Стравинский, разумеется, покупал часы, а не украшения для корсажа), но и то, что дизайн фирмы Cartier всегда на пару шагов опережал свое время. Так было уже в эпоху "стиля гирлянды", когда среди браслетов и брошей Cartier вдруг стали появляться вещицы строгих геометрических орнаментов и пикантных цветовых комбинаций - спустя двадцать лет это будет называться ар-деко. Недаром на парижской Международной выставке декоративных искусств 1925 года, где и возник этот термин, экспозиция Cartier была одной из центральных. Что неудивительно: вполне в духе новой индустриальной эпохи ювелиры Cartier начали соединять бриллианты с ониксом и черненой сталью -- что раньше считалось в принципе несочетаемым.

Для Cartier, кажется, вообще не существовало запретов. В начале 1920-х - в самый разгар общего увлечения неоклассикой - мастеров фирмы вдруг почему-то потянуло на Восток: в их украшениях, часах, несессерах вдруг появились египетские, китайские и индийские мотивы. Из увлечения Индией и тесного сотрудничества с индийскими клиентами, у которых ювелирный дом покупал старинные камни, в 1930-х вырастет знаменитый стиль "tutti frutti": немыслимо нарядный винегрет из сапфиров, изумрудов и рубинов, ограненных в форме цветов и листьев. И в этом дом Cartier, идя в ногу с таким поклонником индийской мудрости, как Герман Гессе, опять намного опередил психоделические шестидесятые.

Ну а в 1970-е фирма Cartier запросто трансформировала свой "звериный стиль" 1940-1950-х годов - с изящными брошками в виде пантер, бабочек и канареек - в угоду звезде мексиканского кино Марии Феликс. Богатой заказчице, большой любительнице рептилий, жизнь была не в радость без колье в виде 50-сантиметровой упитанной гадюки из двух с половиной тысяч бриллиантов и не менее массивного ошейника в виде двух изумрудно-золотых крокодилов. Но и в этом откровенном китче ювелиры Cartier умудрились сохранить фирменные изящество и остроумие - то, чего тому же Фаберже, увы, так не хватало.