Суббота, 20 Январь 2007

К.ЛАРИНА – Ну что, я приветствую в студии Ксению Басилашвили – Ксюша, добрый день, здравствуй! 

К.БАСИЛАШВИЛИ – Добрый день, Ксюша! 

К.ЛАРИНА – Начинаются наши «Кремлевские палаты», у нас в гостях Татьяна Тутова, заведующая сектором рукописей и архивных фондов Музеев Кремля – здравствуйте, Татьяна! 

Т.ТУТОВА – Здравствуйте! 

К.ЛАРИНА – У нас сегодня тема очень красиво сформулирована – «Кремль в первые годы советской власти: новые факты». Ну, давайте все-таки расшифруем немножечко, Ксюш, про что мы сегодня будем говорить, сориентируем наших слушателей. 

К.БАСИЛАШВИЛИ – Мы будем говорить про самые сложные годы Музеев Московского Кремля, когда сокровища из музеев отдавались в Гохран, и когда только благодаря усилиям сотрудников музея мы эти сокровища теперь можем видеть в Оружейной палате и в других комплексах кремлевских… 

К.ЛАРИНА – Потому что их сохранили, да? 

К.БАСИЛАШВИЛИ – Потому что они тогда их сохранили, ценою своей жизни – и вот открываются новые архивные факты, очень важные. Их просто необходимо обнародовать, и поэтому у нас в гостях именно архивист, который ежедневно имеет дело просто с конкретными бумагами, с почерком, с характерами. И из первых уст вы сейчас и узнаете самое важное. 

К.ЛАРИНА – Ну, призы у нас тоже есть, да? 

К.БАСИЛАШВИЛИ – Призы у нас есть. И есть вопрос. Пожалуйста, вот он, внимание: какое событие, определившее судьбу Московского Кремля, произошло в марте 1918 года? 

К.ЛАРИНА – Ну что, давайте начнем? С чего мы начнем-то? 

К.БАСИЛАШВИЛИ – А мы, наверное, вспомним, что в свое время создавалась такая структура, как Гохран. А уже выросли поколения, которые, наверное, и не знают, что это за такое сочетание букв… 

К.ЛАРИНА – И для чего это было. 

К.БАСИЛАШВИЛИ – Напомним сначала, для начала. С чем приходилось иметь дело и с кем. 

Т.ТУТОВА – Государственное хранилище ценностей было создано в 21 году. Как выяснилось в исследованиях последних лет, все же это было хранилище не для сохранения наивысших достижений искусства декоративно-прикладного, а для обеспечения валютно-финансовых операций. 

К.ЛАРИНА – Т.е. для продажи? 

Т.ТУТОВА – Для продажи, для переплавки, для осуществления монетной реформы 20-х годов. 

К.БАСИЛАШВИЛИ – Формула даже была у Ленина, что такое Гохран. 

Т.ТУТОВА – Да, Гохран хранит и собирает, собирает… 

К.БАСИЛАШВИЛИ – Направляет к реализации. 

Т.ТУТОВА – Совершенно верно. 

К.ЛАРИНА – Много чего там сгинуло? 

Т.ТУТОВА – Ну, это не сосчитать. Не сосчитать. Дело в том, что, безусловно, новой власти, пришедшей в 20-е годы, были необходимы деньги. Страна была в очень тяжелой положении. Всем известны и финансовые, и топливные кризисы, и наконец, та изоляция, которая была вынуждена… в которую была поставлена наша страны, непризнание страны de facto и de jure. Поэтому как-то надо было выходить из этого положения. И правительство решила создать такую копилку. Копилку. 

К.ЛАРИНА – Стабфонд. 

Т.ТУТОВА – Да. 

К.ЛАРИНА – Выражаясь современным языком. Так. 

Т.ТУТОВА – Да. 

К.БАСИЛАШВИЛИ – Вот есть замечательная у вас в архивах – вот мы сейчас перед эфиром беседовали, Вы говорите о тех бумагах, которые Вы находите, о тех формулировках, с которыми изымали ценности из музеев. 

Т.ТУТОВА – Да, Вы знаете, ведь вот эти печально известные комиссии Помгола, которые сметали со всей страны ценности церкви в Гохран, они, конечно, нанесли колоссальный ущерб нашей культуре, нашей истории. Но были люди, которые пытались как-то привести в какие-то цивилизованные рамки этот жуткий процесс. И тогда Наркомпрос потребовал, чтобы в состав этих комиссий по изъятию обязательно были включены представители культуры. Но… но это не возымело серьезного действия. Могу привести такой пример: в Соловецком монастыре, когда изымались ценности, сотрудники Наркомпроса отстаивали буквально каждую вещь. Вот, например, в составе этой комиссии сейчас сохранился… 

К.БАСИЛАШВИЛИ – Соловецкой, да? 

Т.ТУТОВА – Да, соловецкой. …сохранился в Оружейной палате замечательный сканный крест XVI века, золотой крест, который Иван Грозный вложил в Соловецкий монастырь по убиенному сыну. Но когда комиссия Помгола изымала ценности из монастыря, представители ГубЧК, конечно, не слушали доводов деятелей культуры о ценности вещей. 

К.БАСИЛАШВИЛИ – Еще бы! Да. 

Т.ТУТОВА – Вот. В частности, об этом кресте. Когда представители Наркомпроса доказывали необходимость помещения этого памятника в музей, им удалось всего лишь включить эту вещь в состав спорных вещей. И представитель ГубЧК записал особое мнение на акте, о том, что материальная стоимость этой вещи значительно превышает ее историческое значение. 

К.БАСИЛАШВИЛИ – Т.е. чекисты решали сами, что имеет ценность, а что нет? 

Т.ТУТОВА – Да. Но все же Наркомпросу удалось добиться разрешения пересмотра уже в недрах Гохрана тех ценностей, которые туда были собраны. 

К.БАСИЛАШВИЛИ – Что… как это было возможно? Мне казалось, что если ушло в Гохран… 

К.ЛАРИНА – То все. 

К.БАСИЛАШВИЛИ – …то это как в такую яму, откуда извлечь невозможно. 

Т.ТУТОВА – Нет, летом 22 года была создана Центральная экспертная комиссия музеев по пересмотру ценностей Гохрана. Дело в том, что Наркомпросу удалось убедить большевиков в том, что вещи драгоценные значительную ценность будут иметь, если их сохранить. Даже если их будут продавать, но не в слитках, не в испорченных вещах, а в произведениях искусства. Дело в том, что, вот, директор Оружейной палаты Дмитрий Дмитриевич Иванов задолго до революции писал: «Золото – коварный материал. Казалось бы, оно самой природой создано для того, чтобы сохранить идею мастера и пронести ее через века. Но оно первое и губит лучшие произведения искусства в жестокие времена войн, революций и различных катаклизмов». 

К.БАСИЛАШВИЛИ – Т.е. с этим ему, в общем-то, самому пришлось столкнуться и поплатиться жизнью, да? 

Т.ТУТОВА – Да, к сожалению. 

К.БАСИЛАШВИЛИ – К сожалению, так. Но я знаю, что этот человек смог вернуть из Гохрана как раз вещи в музеи, которые туда были отданы, казалось бы, навсегда и надолго. 

Т.ТУТОВА – Да, Вы знаете, я вот недавно нашла такую записку. Она написана на клочке бумаги, карандашом, без подписи… в ней только помечено: «дата»… там, февраль 26 года, и «Гохран». Там переписана вкладная надпись на потире. Мне удалось… 

К.БАСИЛАШВИЛИ – Потир – давайте объясним сразу же – это такой кубок, да, чаша? 

Т.ТУТОВА – Потир – это такая… да, чаша для причастия. Как правило, они оформлялись лучшими мастерами. Это золотой потир, который сейчас хранится в Оружейной палате, и он объехал весь мир на выставках «Сокровища Оружейной палаты». Потир Иоасафа 1695 года. И многие думают, что он всегда был в музее, и ничто не грозило его существованию. Но на самом деле, его обнаружили эксперты в Гохране. Он мог быть вполне продан или перелит. И потом, в течение ряда лет письмами в высокие инстанции доказывали необходимость передачи этого памятника в музей. В частности, Дмитрий Дмитриевич писал, что он принадлежит к числу высших произведений, которые когда-либо создавало художественное творчество России. 

К.БАСИЛАШВИЛИ – И вот на записке на этой, которая карандашом, тоже… 

Т.ТУТОВА – На этой записке только лишь написана вкладная надпись. Она давала возможность говорить не только о художественной ценности этого предмета, но и об исторической принадлежности, потому что вкладная надпись свидетельствует о времени и принадлежности памятника. 

К.БАСИЛАШВИЛИ – Вы знаете, у меня еще такой вопрос – вот, я не знаю, может быть, ты, Ксюша, знаешь – а где было это место, куда свозились ценности, вот этот Гохран? Это структура, которая находилась под одной крышей? 

Т.ТУТОВА – Главное хранилище – в Настасьинском переулке было. Но и в Оружейной палате тоже часть подвалов была отдана в так называемый… (пауза) 

К.БАСИЛАШВИЛИ – Ну, здесь формулировка может быть не точная, это… 

Т.ТУТОВА – Хранилища Наркомфина номер 1. 

К.БАСИЛАШВИЛИ – Вот так вот… 

Т.ТУТОВА – Да, так вот, хочу сказать, что все те памятники, которые мы сейчас видим в Оружейной палате, которые поражают своей красотой и исторической ценностью, они, в общем-то, являются спасенными осколками истории. И среди них те произведения искусства, которые… которые никогда не перестанут удивлять художественный вкус… 

К.БАСИЛАШВИЛИ – А вот давайте еще какой-нибудь пример. 

К.ЛАРИНА – Например, да. 

К.БАСИЛАШВИЛИ – Пожалуйста. Вот, потир, крест – еще что-то? 

Т.ТУТОВА – Вы знаете, когда в январе 22 года в Оружейной палате начала работать так называемая комиссия особо уполномоченного ЦИК и СНК Льва Давидовича Троцкого по учету и освидетельствованию ценностей российского императорского дома, они освидетельствовали, разбирали ящики, которые были свезены в Оружейную палату, начиная с 1914 года. Т.е. во время первой мировой войны сюда были эвакуированы самые большие драгоценности императорской фамилии, императорские регалии. А затем уже в сентябре 17 года по распоряжению Временного правительства, убранство дворцов со всей России. Здесь было собрано 3642 ящика из различных дворцов России. 

К.БАСИЛАШВИЛИ – Из дворцов, из храмов, да, наверное, тоже? 

Т.ТУТОВА – Да. И в том числе, из Эрмитажа, в том числе, из Русского музея. Все было собрано в Оружейной палате. Представляете, как она была перенасыщена. И конечно, и Наркомпросу тоже было необходимо разгрузить палату и освободить ее для музейного показа. В 20 году было предпринято возвращение во все музеи принадлежащих ценностей. В Эрмитаж, в Русский музей, в Академию Художеств было возвращено 1,5 тысячи ящиков. Но все равно оставалось еще значительное число. 

К.БАСИЛАШВИЛИ – И мы продолжим этот разговор после новостей коротких. 

К.ЛАРИНА – Да.

НОВОСТИ И РОЗЫГРЫШ ПРИЗОВ

К.ЛАРИНА – Напомню, что Татьяна Тутова в гостях у нас, заведующая сектором рукописей и архивных фондов Музеев Московского Кремля. Вот пока на этом событии я бы остановилась… 

К.БАСИЛАШВИЛИ – Конечно, да. Там даже есть конкретная дата. Не просто март, а число. 

Т.ТУТОВА – Да, это 3 марта. 

К.БАСИЛАШВИЛИ – 3 марта 18 года большевики переезжают в Кремль. Это было решение партии, правительства? Что этому предшествовало? 

Т.ТУТОВА – Ну, знаете ли… 

К.БАСИЛАШВИЛИ – Страшное время. Да. 

Т.ТУТОВА – Мне хотелось бы сказать, что последовало за этим. Далеко не всем известно, что музейные коллеги сразу после переезда правительства в Кремль обратились в Совнарком с дерзким призывом. Они писали: «Безотлагательно освободить Кремль от вновь устроенных там правительственных учреждений, ввиду того, что занятие Кремля правительством создает чудовищную угрозу целости величайших памятников истории и неизбежно повлечет за собою гибель многих памятников старины и искусства». 

К.БАСИЛАШВИЛИ – Так, это чье письмо? 

Т.ТУТОВА – Это письмо коллегии… петроградской коллегии Наркомпроса. Его подписал Етманов, он просил Луначарского поставить на рассмотрение Совнаркома этот вопрос. Но, конечно, этот призыв тогда не был услышан. Хотя, несмотря на такое сильное соседство, удалось все же музейным сотрудникам сохранить Оружейную палату с ее драгоценными монархическими коллекциями… 

К.БАСИЛАШВИЛИ – А скажите, пожалуйста, куда они въехали? Они въехали в музеи… 

Т.ТУТОВА – В Кремль. 

К.БАСИЛАШВИЛИ – Да, в Кремль, но при этом… 

Т.ТУТОВА – В Кремль и пытались расселиться в Кремле. Там необходимо было освободить какие-то помещения для расселения семей ответственных партийных служащих. 

К.БАСИЛАШВИЛИ – Т.е. выносили экспонаты, выносили ценности? 

Т.ТУТОВА – Нет. 

К.БАСИЛАШВИЛИ – Складировали, как говорится, где-то? 

Т.ТУТОВА – Этого не допустили. 

К.БАСИЛАШВИЛИ – А, т.е. прямо туда? Прямо в экспонаты? 

Т.ТУТОВА – Нет, не в Оружейную палату… ведь в Кремле было много помещений – казармы… Но дело в том, что те, кто был ничем, но стал всем, хотели поместиться во дворце, в собственной половине Большого Кремлевского дворца. Однако музейным сотрудникам удалось отстоять, отстоять занятие под квартиры музейных помещений. 

К.БАСИЛАШВИЛИ – А каким образом? 

Т.ТУТОВА – К концу 18 года Наркомпрос добился правительственного решения Совнаркома о передаче Большого Кремлевского дворца в ведение музейного отдела и создании там музея. Наверное, не все знают, что в январе 19 года Большой Кремлевский дворец уже был открыт для посещения публики. И этим же решением… этим же решением было передано помещение апартаментов Их Императорских Высочеств Оружейной палате для расширения экспозиционных залов. Однако, оно очень трудно продвигалось в жизнь. И как писала в январе 19… нет, в марте – в марте 19 года – Наталья Ивановна Троцкая… 

К.БАСИЛАШВИЛИ – Супруга, да? 

Т.ТУТОВА – Супруга Льва Давидовича. Она ведала музейным отделом Наркомпроса. Ввиду того, что решение никак не проводилось в жизнь, она обратилась лично к Ленину. В письме, которое нашлось в личном фонде Владимира Ильича, в Партархиве. Она обращалась к нему непосредственно: «Дорогой Владимир Ильич, наше ведомство не смогло выполнить решение правительства об освобождении апартаментов от семей. В квартире под великолепными шпалерами XVIII века ставятся самовары, а на аугсбургских серебряных столах сушатся детские пеленки». И она просила – она на такой крайний шаг пошла – она даже сказала о том, что… 

К.БАСИЛАШВИЛИ – Вот здесь даже есть – я процитирую сейчас это письмо – «Мы живем в Советской России, а потому, несмотря на все комиссии, на все постановления, вплоть до постановления СНК, в апартаменте живут «дорогие товарищи», которые не хотят его покинуть, не хотят внять мольбам. И постановления в жизнь не проводятся ленинские». 

Т.ТУТОВА – Да. И после этого письма уже на заседании Политбюро был поставлен вопрос об освобождении квартир для Оружейной палаты. Правда, оно было сначала отложено до выздоровления жены товарища Радога, но потом все-таки, но потом все-таки эти помещения – 10 залов апартаментов Их Императорских Высочеств были освобождены. 

К.БАСИЛАШВИЛИ – Слушайте, а вот замечательное письмо здесь нашла. Это тоже из архива, видимо. Кто… Альминский Ленину… 

Т.ТУТОВА – Да. 

К.БАСИЛАШВИЛИ – «Дорогой Владимир Ильич! Сейчас Наталья Троцкая сообщила мне, что хотят отобрать от Оружейной палаты часть помещений под квартиру Сталина. Это, помните, квартира с картинной галереей, у которой мы однажды встретились и которая была освобождена от Луначарского по Вашему личному распоряжению и по декрету как музейная? Теперь она, к тому же, занята имуществом Оружейной палаты стесненной. И если бы Вы видели, какие колоссальные ценности – не только с музейной, но и с внешнеторговой – заключают в себе Оружейная палата, Вы бы остановили людей, не понимающих ценностей. Для Сталина легко найти в Кремле и более удобную квартиру, чем холодную картинную галерею». 

К.ЛАРИНА – Какой год-то? 

К.БАСИЛАШВИЛИ – Это… 

Т.ТУТОВА – 21. 

К.БАСИЛАШВИЛИ – 21 год. 

К.ЛАРИНА – Т.е. незадолго до смерти… 

К.БАСИЛАШВИЛИ – «Нужно только пощупать примазавшихся, крепко засевших или перевести, обменять, хоть со Стекловым, или Демьяна Бедного перевести во второй дом». 

К.ЛАРИНА – Да… 

К.БАСИЛАШВИЛИ – Вот я думаю, что далее уже такие письма пресекались на корню товарищем Сталиным. 

Т.ТУТОВА – Еще Луначарскому удалось написать тогда же Владимиру Ильичу. Он более дипломатично подошел к этому вопросу. Он писал так: «Я обращаюсь к Вам по маленькому вопросу. Наталья Ивановна сказала, что для Сталина хотят отнять те апартаменты, которые Вашим же решением в 19 году были переданы Оружейной палате. Но товарищ Сталин не музейный экспонат, и ему не обязательно жить в музее». Он писал так: товарищ Малявин – это художник, который тогда рисовал, действительно, в правительстве. И его рисунки, кстати, хранятся сейчас в Историческом музее. «Товарищ Малявин сказал мне, что Владимир Ильич на словах поддерживает превращение Кремля в музей, но на деле начинает с передачи музейных помещений под квартиры. Жму, крепко жму Вашу руку, с товарищеским приветом нарком Луначарский». Вот, и конечно, это письмо возымело действие. На нем Владимир Ильич написал представителю ЧК, который пытался освободить квартиру для Сталина: «Товарищ Беленький, я прочел это после ответа Наталье Ивановне Троцкой. Неужели нельзя найти чего-либо другого?» Луначарский писал: «Я живал в этих комнатах, и поверьте мне, они совершенно не приспособлены для житья порядочного человека, а только для членов царской фамилии». Те залы, парадные залы, они непосредственно примыкали к Оружейной палате. И в результате всех вот этих вот сложных перипетий Оружейная палата увеличила экспозиционные помещения на одну треть – это очень много для музея. Там были организованы залы вороненого серебра, залы бронзы, реставрационные мастерские, зал шпалер, оружия… 

К.БАСИЛАШВИЛИ – Да, но я имею в виду, при Ленине все-таки началось уничтожение музеев и монастырей? 

Т.ТУТОВА – Нет. Нет. Все-таки Троцкая, которая стояла во главе музеев, она пользовалась непосредственной поддержкой Ленина. А вот после его смерти, знаете ли, буквально ко дню рождения Ленина, 21 апреля 24 года, в музеи пришло распоряжение Сталина срочно, в двухнедельный срок, очистить верхние апартаменты от музейных экспонатов. Т.е. в двухнедельный срок нужно было 10 залов освободить от музейных экспонатов. 

К.ЛАРИНА – И что, освободили? 

Т.ТУТОВА – Освободили. 

К.ЛАРИНА – И кто там жил? 

Т.ТУТОВА – Ну… 

К.ЛАРИНА – Для чего освобождали-то? 

Т.ТУТОВА – Неважно, кто. Для квартир. 

К.ЛАРИНА – Для квартир, да? 

Т.ТУТОВА – Для квартир. Не Сталин. Сталин там уже не стал. 

К.БАСИЛАШВИЛИ – «Дорогие товарищи». Другие «дорогие товарищи». 

Т.ТУТОВА – Да. Товарищи. 

К.БАСИЛАШВИЛИ – Скажите, а вот этот архив, о котором Вы сейчас говорите, ведь он уже полностью открыт? Где Вы находите эти сведения? 

Т.ТУТОВА – Вы знаете, вообще, поиски в архивах – это очень сложная вещь. 

К.БАСИЛАШВИЛИ – Это понятно. 

Т.ТУТОВА – Вот. Фондов достаточно много, и, например, вот эти письма было очень сложно найти. Я увидела просто в одном из документов 20 годов такое замечание Дмитрия Дмитриевича Иванова о том, что Оружейная палата обязана приращением вот этого большого экспозиционного помещения усилиям Троцкой. Ну, и я пошла… хотела я посмотреть личный фонд Троцкого, который в Партархиве находится. Но там я ничего не нашла. Конечно, личного фонда Натальи Ивановны у нас нет нигде. Только помощь коллег архивистов – вот, в данном случае мне помогла Марина Астахова и Лариса Роговая – вот… 

К.БАСИЛАШВИЛИ – Но это открытое уже, или есть засекреченные бумаги, куда к ним сложно добиться – например, архивы ФСБ, что-то находится там до сих пор? 

Т.ТУТОВА – Ну, в данном случае, это открытые фонды, просто там очень сложно что-либо найти без знаний и навыков. А что касается фондов ФСБ… 

К.БАСИЛАШВИЛИ – Вот архив Кремля хранится в ФСБ? 

Т.ТУТОВА – Нет, ну это… 

К.БАСИЛАШВИЛИ – Нет? 

Т.ТУТОВА – Это ошибка, ошибка прессы. Архив Кремля – это очень такая, сложная вещь. В фондах ФСБ хранятся дела… следственные дела тех, кто был когда-то привлечен по разным вопросам в эту структуру. Вот наши архивы, архив нашего музея, он испытывает голод по материалам личного характера. Дело в том, что поскольку наш музей в течение многих лет принадлежал комендатуре Кремля, т.е., соответственно, все архивные бумаги тоже находились в этом ведомстве. После того, как музей был передан в структуру министерства культуры, нам возвратили эти документы, исключая личные фонды и вообще, какие-либо документы по личному составу. 

К.БАСИЛАШВИЛИ – Т.е. как раз о сотрудниках? 

Т.ТУТОВА – О сотрудниках. 

К.БАСИЛАШВИЛИ – Личный состав – это сотрудники. А ведь там были тоже дела, которые ушли на Лубянку. Было же такое дело кремлевское, которое касалось кремлевских сотрудников музейных. 

Т.ТУТОВА – Да, да. 

К.БАСИЛАШВИЛИ – Вот, сейчас по ним что-то открывается? Может быть, какая-то биография одна, о которой Вы хотели бы рассказать? 

Т.ТУТОВА – Вы знаете… 

К.БАСИЛАШВИЛИ – Полностью закрытая еще до недавнего времени практически. Я знаю, что такие есть у Вас. 

Т.ТУТОВА – Ну вот, например, судьба Николая Николаевича Померанцева, заведующего отделом памятников Кремля. Очень был интересный человек и много сил положил на сохранение памятников. В частности, знаете, когда решались судьбы Чудова, Вознесенского монастырей, Константино-Еленинской церкви, судьбы, предсказанные в 18 году деятелями культуры и осуществленные уже в 29 году, когда они были взорваны, эти памятники. Николая Николаевич резко протестовал и писал во все инстанции против этого ужасающего акта вандализма. И вот когда уже все аргументы были использованы, он обратился к Демьяну Бедному с письмом. И процитировал… процитировал маркиза де Кюстина, который в николаевскую эпоху посетил Кремль и написал такие слова о том, что… он так писал: «Я присутствую при высочайшем акте вандализма…» 

К.БАСИЛАШВИЛИ – Кюстин писал. 

Т.ТУТОВА – Это Кюстин. При строительстве Большого Кремлевского дворца. Конечно, исторический облик Кремля менялся, и он вот так вот оценил это. И написал: «Будь я русский, я боролся бы за каждый камень и предпочел бы изгнание или смерть стыду оставаться немым соучастником этого вандализма». И вот эти слова, спустя столетия, разыскал Николай Николаевич Померанцев и процитировал кому – Демьяну Бедному. Он был рупором пролетарской культуры. 

К.БАСИЛАШВИЛИ – Да уж. Из Кремля. Из царских-то палат. И что рупор, помог? 

Т.ТУТОВА – Ну, Вы знаете, ведь мало кому известно, что в течение пяти лет велась борьба против сноса этих памятников. В течение пяти лет решалась судьба их. И только в 29 году, когда уже был уволен со своего поста Луначарский, изгнана Троцкая, когда резко поменялось противостояние сил в Кремле, вот тогда уже стали возможные эти ужасные… 

К.БАСИЛАШВИЛИ – Ну, попросту говоря, взрывы и сносы монастырей и памятников. Т.е. Демьян Бедный никакой реакции… от Демьяна не было? 

Т.ТУТОВА – Да. А Николай Николаевич Померанцев через несколько лет был осужден и сослан. А формулировка его дела звучала так: «Он боролся против сноса никому не нужных памятников для воспитания молодежи в националистическому духе». Вот за это он был сослан. 

К.БАСИЛАШВИЛИ – Вот еще здесь я в прессе нашла – в российской, не в советской – интересный такой факт: просто напомню, что в 2005 году с аукциона «Сотби» в Женеве ушло колье XVIII века, колье, которое, как я понимаю, вот его судьба была такова, что когда-то оно попало в Гохран. И вроде бы, из Оружейной палаты, и вот сейчас вот, буквально в наши дни, ушло с аукциона, ну, в какие-то частные руки. Вот что за судьба у этой вещи? Просто интересно, вот… 

Т.ТУТОВА – Дело в том, что… дело в том, что я уже упоминала, что в Оружейную палату были эвакуированы в 1914 году все императорские регалии и коронные драгоценности. И они были сохранены в Оружейной палате… они никогда не ходили в коллекцию, в состав коллекции, не были приняты. Они в запечатанных ящиках хранились в Оружейной палате и пережили две революции, Гражданскую войну. Но в 22 году, когда началась работа комиссии по освидетельствованию драгоценностей, эти вещи были переданы в Гохран. Надо сказать, что музейщики резко протестовали против этой передачи. Но они не могли что-либо серьезное противопоставить власти. Они лишь в акте передачи написали, что эти драгоценности, имеющее величайшее историческое и художественное значение, должны быть сохранены в русском национальном достоянии. 

К.БАСИЛАШВИЛИ – И вот это колье – здесь я уже у Вас цитирую статью, оказались среди вещей бывшей императрицы Марии Федоровны – вот сейчас, недавно произошла церемония ее перезахоронения – и были эвакуированы из Петрограда в Оружейную палату в сентябре 17. 

Т.ТУТОВА – Да, совершенно верно. 

К.БАСИЛАШВИЛИ – А потом все-таки были реализованы? 

Т.ТУТОВА – Ну, Гохран много вещей реализовывал. И в том числе, более половины… две трети так называемого Алмазного фонда было распродано. 

К.БАСИЛАШВИЛИ – А Вы сейчас не пробуете искать эти вещи за рубежом или в каких-то частных коллекциях, в других музеях? Вот, на основе архивных документов. 

Т.ТУТОВА – Знаете ли, есть такая публикация «Проданные ценности России». И там… 

К.БАСИЛАШВИЛИ – Целая книга, по-моему, да? 

Т.ТУТОВА – Целая книга. 

К.БАСИЛАШВИЛИ – Да, большая. 

Т.ТУТОВА – И там помещен список вещей, даже с иллюстрацией, проданных Гохраном. 

К.БАСИЛАШВИЛИ – Но что-то удалось вам, может быть, в музее найти, обнаружить? Был такой факт? 

Т.ТУТОВА – Ну, если Вы помните, несколько лет тому назад Виксельберг купил с аукциона коллекцию пасхальных подарков… 

К.БАСИЛАШВИЛИ – Фаберже. 

Т.ТУТОВА – Фаберже. Да. Это вот один из тех осколков огромного достояния российских императоров, которые вернулись в Россию. 

К.ЛАРИНА – Мы должны уже заканчивать нашу программу. У тебя «Шедевр»-то из чего состоит сегодня? 

К.БАСИЛАШВИЛИ – А «Шедевр» у меня состоит из археологической находки. В земле, как оказалось, дольше сохраняется и вернее то, что в земле, дойдет до потомков. 

К.ЛАРИНА – Ну что ж, спасибо большое нашей гостье, Татьяне Тутовой, а мы слушаем Ксению Басилашвили.

К.БАСИЛАШВИЛИ – Раковины каури, блестящий кружок на ладони – они много значили для жителей Индии, Индонезии и Китая. Их держал в руках Марко Поло, и они помогали путешественнику в решении проблем, возникавших в ходе долгих путешествий. Тогда за связку 80 перламутровых раковинок давали две венецианские гроши. Купцы знали толк в системе товар-деньги-товар, тем более, когда финансовые единицы принимали столь изысканную, наглаженную океаном форму. Ценили раковины каури и за красоту, использовали как украшение, они служили и как амулеты, для оберега от болезней и нечистой силы. Сейчас цена такой раковинки, найденной в наше время, равна цене пуговицы: около 10 рублей заплати в столичном магазине, и перламутровый кружочек – твой, пришивай на платье или даже халат. Естественно, археологические находки раковин каури имеют совсем иную стоимость, они редкость. Их всего только две по всей Москве. Причем обе обнаружены были на Боровицком кремлевском холме. В XIX веке, во время работа на Ивановской площади, и в 50-е годы прошлого столетия, когда строили Кремлевский дворец Съездов. Обнаружены они были в археологическом слое XIII века, рядом с многообразием предметов того же времени, в частности, разноцветными стеклянными украшениями и игрушками. Попали в Москву обычным торговым путем, с другими товарами. В наши дни изображение каури можно встретить на монете, выпущенной в Гвинее в 70-е годы ХХ века.