К 150-летию со дня рождения директора Оружейной палаты Дмитрия Дмитриевича Иванова
В мае 2020 г. исполняется 150 лет со дня рождения директора Оружейной палаты Д. Д. Иванова (1870–1930).
Дмитрий Дмитриевич встал во главе Оружейной палаты в апреле 1922 г. и оставался директором до 1 декабря 1929 г., пробыв на этом посту всего семь с половиной лет, но для того времени, когда в нашей стране рушилось прежнее государственное устройство и созидалось новое, полностью менялись идеологические устои общества, этот период стал значительным и определяющим для самого существования Музеев Московского Кремля, а результаты труда возглавляемого им небольшого коллектива – просто гигантскими! Дмитрий Дмитриевич обосновал концепцию Оружейной палаты в русле новой системы ценностей. Он сумел не только сохранить основной состав коллекций, но и приумножить их почти вдвое, то есть реально спас от гибели тысячи предметов искусства и старины, которые поныне являются гордостью нашего музейного собрания.
Под его руководством был налажен музейный учёт коллекций в новых условиях, создана сеть музеев-филиалов под названием Объединенный музей декоративно-прикладного искусства «Оружейная палата», куда вошли, помимо собственно Оружейной палаты, также музеи-соборы Московского Кремля, Теремной дворец, возрожденный Дом бояр Романовых на Варварке, первые в России Музей фарфора, Музей мебели и Музей игрушки. Был сохранен и пополнен состав научных кадров, выросших впоследствии в выдающихся деятелей музейного сообщества.
Усилиями научного коллектива в то непростое время был выпущен первый научный сборник трудов и подготовлен к печати второй. Вот краткий абрис результатов деятельности Д.Д. Иванова в советское время. Жизненный путь его трагичен, а ужасный конец заставил надолго замолчать о нем и покрыл его фигуру густой тенью забвения. Оказалось, что к девяностым годам XX века мы уже практически ничего не знали ни о происхождении этого человека, ни об образовании и службе, ни о причинах его гибели, ни даже о месте захоронения. Чтобы восполнить этот пробел, пришлось провести обширные архивные исследования, которые опубликованы в вышедшем в 2018 г. 29 выпуске научного сборника Музеев Московского Кремля «Материалы и исследования». Напомним, отец Дмитрия Дмитриевича – Дмитрий Васильевич Иванов (1811–1885), потеряв своего отца в двухлетнем возрасте, как сын погибшего участника Отечественной войны 1812 года, был отдан в Императорский военно-сиротский дом, преобразованный в 1829 г. в Павловский кадетский корпус. По окончании его Дмитрий Васильевич с 1830 г по 1853 г. служил, выйдя в отставку в чине статского советника. В последующие годы он был мировым посредником в родном Раненбургском уезде, избирался председателем съезда мировых судей, а в 1875 г. высочайшим приказом по Министерству юстиции был награжден чином действительного статского советника, что давало ему право на потомственное дворянство. Умер Дмитрий Васильевич 4 мая 1885 г. и был похоронен на церковном кладбище в собственном имении Солнцево. Мать Дмитрия Дмитриевича Любовь Антоновна, в девичестве Бистром (1839–1911), дочь легендарного генерала, была похоронена там же, но после революции 1917 г. кладбище было варварски разграблено, могильные памятники использованы в хозяйственных целях в качестве фундамента для строительства. Летом 2015 г. в бывшем родовом имении Ивановых в селе Солнцево Чаплыгинского района Липецкой области (в прошлом - Раненбургском уезде Рязанской губернии) при ремонтно-строительных работах во время вскрытия фундамента одного из сельских домов был найден мраморный постамент от надгробного памятника родителей Д.Д. Иванова с надписью: «Действительный статскiй советникъ |Дмитрий Васильевич Ивановъ| Род. 29 мая 1811 - сконч. 4 мая 1885.| Любовь Антоновна Иванова рожд. Бистромъ |…ря 1839- 14 января 1911 г.».
Оба деда Дмитрия Дмитриевича были героями Отечественной войны 1812 года. Василий Семенович Иванов (1774–1813), дед по линии отца, не был профессиональным военным, но когда началась война, ушел в ополчение и погиб. Предназначенная ему медаль «В память Отечественной войны 1812 г.» была вручена его вдове. А в 1912 г. в память столетия Отечественной войны право ношения на груди этой медали было пожаловано уже их внуку, Д.Д. Иванову, «как старшему в роде из прямых потомков по мужской линии подпоручицы дворянки Дарьи Ивановны Ивановой, награжденной в 1814 г. дворянской медалью на Владимирской ленте».
Дед Дмитрия Дмитриевича по материнской линии – барон Антон Антонович фон Бистром (1789–1857), инженер-полковник конногвардейской артиллерии, был отважным офицером и широко образованным человеком: изучил артиллерийскую науку, полевую и долговременную фортификацию и механику, свободно владел немецким, французским и итальянским языками. А.А. Бистром был награжден российскими и иностранными орденами и медалями, имел золотую саблю за храбрость. Будучи тяжело ранен картечью в грудь, А.А. Бистром был отправлен на излечение за границу. По семейному преданию, он дал обет построить церковь в случае выздоровления. Чудом излечившись от ран, А.А. Бистром женился. От брака с М.П. Щепочкиной у него было трое сыновей и пятеро дочерей, но богатое приданое жены (внучки основателя Полотняного Завода Григория Ивановича Щепочкина и правнучки знаменитого заводчика Прокофия Акинфиевича Демидова) не удалось сохранить в семье. Антон Антонович исполнил своё обещание: он возвел в полученном в качестве приданого имении своей жены Никольское Тамбовской губернии до строительства барского дома кирпичную церковь Святителя Николая Чудотворца с каменной оградой и высокой колокольней, два кирпичных дома для причта, а также деревянную крытую железом двухклассную школу на тридцать учеников для обучения крестьянских детей. При этом барский дом представлял собой неказистую деревянную постройку. Широкий круг родственных связей с выдающимися представителями разнообразных сфер деятельности создал исключительно плодотворную среду для формирования характера Д.Д. Иванова, так же как и жертвенная гибель подпоручика ополчения Василия Семеновича Иванова, и героическое прошлое легендарной семьи баронов Бистромов, из которой десять братьев участвовали в боевых действиях в 1812–1814 гг. В живых семейных образах отражалась история страны и воспитывалась высокая гражданская позиция.
Дмитрий Иванов родился 17 (29) мая 1870 г., до девяти лет жил и обучался дома, «при отце», а затем был определен в гимназию. В пятнадцать лет он потерял отца, а в 1889 г. поступил на юридический факультет Императорского Московского Университета, блестяще окончил его с дипломом 1-й степени и был направлен на год в служебную командировку для изучения документооборота в судебных органах Франции, Германии и Италии. Затем служба в юридическом ведомстве, от кандидата на судебные должности при Московской судебной палате до редактора, а впоследствии – директора департамента Министерства юстиции и товарища обер-прокурора Правительствующего Сената в 1917 г., что свидетельствует о его незаурядных способностях. Неслучайно уже в начале карьеры в его характеристике отмечено, что Д.Д. Иванов «за время всей своей службы, при безупречных нравственных качествах, выдающихся природных способностях и вполне достаточных юридических познаниях, всегда выделялся своим трудолюбием и служебным тактом, с успехом выполняя неоднократно возлагавшиеся на него особые поручения».
Нарядус юридическим поприщем Дмитрия Дмитриевича всерьез интересовали вопросы просветительства и музейного дела. Его книга «Объяснительный путеводитель по художественным собраниям Петербурга», вышедшая в свет в 1904 г., знакомит читателей с собраниями не только Эрмитажа и Русского музея, но и Придворно-конюшенного, Морского и Артиллерийского музеев, Императорской публичной библиотеки, музеев при училище барона Штиглица и при Императорском обществе поощрения художеств, а также при Императорском фарфоровом заводе, то есть свидетельствует об обширности интересов автора и его знаний различных коллекций. Александр Бенуа в рецензии на эту книгу сформулировал ее главную цель: «раскрыть перед всяким желающим обильный источник художественного наслаждения, общего развития и культурности». Эти знания, а главное – внутренняя задача автора – в полной мере реализовались в его послереволюционной деятельности. Шел он к выработке этой задачи постепенно.
Первая научно-исследовательская работа Д.Д. Иванова, опубликованная в 1896 г., обнаруживает горячий интерес автора как к событиям Отечественной войны 1812 г., так и к юридическим аспектам, а именно – к необходимости правовой защиты памятников культуры на оккупированной территории. В 1904 г. Д.Д. Иванов обратился с письмом с редакцию международного ежемесячника Les Arts, издававшегося на трех языках. Обращение было опубликовано в четвертом номере ежемесячника в виде письма от одного из корреспондентов из России, так и подписанного: «Из Солнцева». Заметка называлась DelaProtectiondes œuvresd’artentempsdeguerre (О сохранении произведений искусства в военное время). За десять лет до начала Первой мировой войны автор выразил обеспокоенность по поводу неизбежных утрат памятников искусства, которые может понести человечество. Он предложил международному сообществу на правительственном уровне заранее, пока не разразилась чудовищная война, принять взаимные обязательства об ответственности за гибель памятников культуры и искусства на территории военных действий. Причем, рассуждая о судьбах уникальных произведений человеческого гения, собранных в музейных коллекциях, Д.Д. Иванов видел не меньшую опасность для них во времена революционных событий. Его боль за судьбы произведений искусства «в ужасные времена волнений, народных бунтов и войн» предопределила, очевидно, и его собственный выбор после революции 1917 г. на родине. Волна погромов, бессмысленных и ужасных, не миновала и его дом. В газете «Утро России» от 8 декабря 1917 г. сообщалось: «Крестьянами села Солнцева разграблено большое и очень благоустроенное имение бывшего председателя Московского окружного суда Д.Д. Иванова».
В сентябре 1918 г. Д.Д. Иванов поступил в Музейный отдел Наркомпроса. В своем прошении о приеме на работу он написал: «особенно желал бы работать в дорогом мне деле охраны памятников искусства и старины, воспрепятствовании вывоза их из России и сосредоточении их в государственных хранилищах для общего пользования». Этой задаче он посвятил всю свою дальнейшую жизнь. Лишившись родового гнезда, он осматривал и описывал усадьбы, обеспечивал вывоз в центральные хранилища коллекций, которым грозила неминуемая гибель. В качестве ответственного сотрудника подотдела Национального музейного фонда Наркомпроса Дмитрий Дмитриевич в октябре 1918 г. был командирован в Московский Кремль «для осмотра, описи и выяснения художественной ценности доставленных в Кремль предметов из усадьбы б. Барятинских». Сохранился документ о командировании его в имение графа А.П.Сабурова Вороново «для осмотра, описи и, в случае надобности, для вывоза находящихся в имении художественных ценностей». Затем как специалист Музейного отдела Наркомпроса он возглавил «Особую комиссию, назначенную для осмотра движимого имущества Кремля», основной задачей которой было не допустить утилитарного использования новыми хозяевами дворцовых помещений предметов из фарфора и стекла музейного достоинства. В двенадцати актах этой комиссии, датируемых периодом с 14 апреля по 20 июня 1919 г., перечислены десятки предметов, которые, хоть и были оставлены на хранение в Сервизной кладовой Большого Кремлевского дворца под расписку смотрителя, но не подлежали, по заключению комиссии, «выдаче в пользование и вообще какому бы то ни было расходованию». В марте 1919 г. вместе с тремя сотрудниками Музейного отдела Д.Д. Иванов осматривал и составлял опись уникального и едва не погибшего собрания А.В. Морозова, на основе которого в особняке бывшего владельца в Подсосенском переулке впоследствии был создан Музей фарфора. Спустя два месяца он вновь был командирован в Московский Кремль «для осмотра дворцов и старинных экипажей, вывезенных из Петрограда» и принимал предметы Нескучного дворца. Но не только прием под государственную охрану имущества, которое могло быть разграблено, составляло суть его деятельности. Большой юридический опыт позволил создать первый прецедент получения из органов Наркомата финансов в ведение Музейного отдела Наркомпроса ценных художественных произведений из частных собраний, заложенных прежде в Ссудную казну и арестованных по декрету Советской власти.
Очень важно, что приход Д.Д. Иванова на работу в Музейный отдел Наркомпроса совпал с созданием там в сентябре 1918 г. Комиссии декоративно-прикладного искусства, а в середине октября был разработан проект ее Положения, сформулированы задачи, предложены штаты, разработаны сметы. Возможно, само создание этой комиссии было вызвано или даже инициировано им. Во всяком случае, именно рукой Дмитрия Дмитриевича написан или поправлен машинописный текст Положения о комиссии с обоснованием задач «по нахождению, охране и регистрации предметов декоративно-прикладного искусства», методов отбора и регистрации памятников, а также разработана программа по созданию Музея декоративного искусства, составлены штаты и до мельчайших деталей продуманы структура и сметы будущего музея, в которых предусмотрено все, начиная от средств на закупку экспонатов и оборудования для экспозиции, жалованья сотрудников, организации библиотеки и фототеки, и заканчивая материалами на канцелярские расходы, приобретение формы для служащих, оплату расходов по отоплению и прочего. Тщательность и скрупулезность во всем, что он делал, в сочетании с широтой знаний и государственным подходом к работе, а также умением юридически точно сформулировать задачи вскоре сделали его незаменимым сотрудником. Именно так охарактеризован он в ходатайстве руководства Наркомпроса перед ОГПУ, когда Дмитрия Дмитриевича в 1924 г. приговорили к высылке из Москвы. Прежде всего в письме отмечена «его практическая музейная деятельность … в качестве члена Комиссии по декоративному искусству … по выработке плана единого Музея декоративного искусства и по собиранию коллекции для будущего музея».
Особенно много сил в 1922 г. Д.Д. Иванов отдал работе в Комиссии особоуполномоченного ВЦИК и СНК по учету и сосредоточению ценностей Придворного ведомства, хранившихся в Кремле (вначале – как представитель Музейного отдела Наркомпроса, а затем – как заведующий Оружейной палатой). При разборе Комиссией и вынужденной передаче в Гохран коронных бриллиантов Д.Д. Иванов сформулировал заявление Комиссии о том, что эти ценности «должны быть сохранены в государственном русском достоянии, как это сделано с коронационными драгоценностями во Франции и Англии...» Благодаря его убежденности, умению обьяснить художественное и историческое значение произведений искусства, были спасены памятники, имеющие мировое значение. Многие из них в настоящее время составляют основу исторического зала Алмазного фонда или украшают экспозицию Оружейной палаты.
В апреле 1922 г. Д.Д. Иванов возглавил Оружейную палату. До сих пор недостаточно оценены его труды по научному описанию колоссального потока новых поступлений в музейное собрание из дворцового имущества, а также предметов из усадеб, частных собраний, церквей, полученных из Гохрана его усилиями. Пять томов научно-инвентарной описи основного собрания Оружейной палаты с описаниями 8 465 экспонатов сделаны рукой Д.Д. Иванова. Его обширные знания позволили внести ценные дополнения в атрибуцию предметов основного собрания Оружейной палаты, опубликованного в 1884 г. Вся его деятельность была направлена на собирание и сохранение памятников искусства. В настоящее время невозможно даже перечислить тот длинный ряд произведений искусства, которые были спасены им от обезличивания, переплавки и распродаж в первые годы Советской власти. Дмитрий Дмитриевич неоднократно обращался в верхние эшелоны власти, указывая «на крайнюю убыточность для государства попыток починки финансовых прорех за счет культурных ценностей страны»; приводил примеры «непоправимых бед, наделанных в этом отношении во Франции при Людовике XIV, в Англии при Кромвеле, в Германии при секуляризации церковных ценностей в начале XIX столетия…». В сентябре 1928 г. он написал обращение о недопустимости изъятия музейных ценностей для торговли через Антиквариат. Его коллега, А.В. Орешников, записал тогда в своем дневнике: «Д.Д. в мрачном настроении, уверяет, что Оружейную палату растащат на продажу». И хотя казалось, что на время «продажа за границу музейных редкостей приостановлена», впереди ждали новые испытания. «Год великого перелома» стал годом гибели Чудова и Вознесенского монастырей в Кремле, за сохранение которых упорно, но безрезультатно боролись музейные работники и архитекторы; годом создания Всесоюзной конторы «Антиквариат» и нового витка попыток распродаж музейных коллекций, а также годом арестов и необоснованных репрессий.
Пятнадцатого июля 1929 г. Дмитрий Дмитриевич тяжело заболел: его отвезли с работы в карете скорой помощи прямо из кремлевской амбулатории. Два месяца он не вставал с постели, но оправился к середине ноября и вернулся на службу. Затем последовал уход Дмитрия Дмитриевича с поста директора с 1 декабря 1929 г., с оставлением в должности научного сотрудника. На его место был поставлен член ВКП(б)
М. И. Карапетян, охарактеризованный А.В. Орешниковым как «армянин, плохо говорящий по-русски», он пробыл на этом посту всего четыре месяца, из них полтора месяца был в отпуске, в санатории, но за это время дважды по секретным актам от 17 января и от 4 февраля из собрания Оружейной палаты передавались предметы «для нужд Антиквариата», была организована работа «Особой ударной бригады» по отбору музейных ценностей экспортного значения", которая выделила еще триста восемьдесят предметов для продажи. Насколько «добровольным» был уход Дмитрия Дмитриевича с поста директора, сказать трудно. Возможно, кому-то было надо, чтобы и его уход из жизни казался добровольным решением. Официальная версия, согласно которой он покончил жизнь самоубийством, впервые была высказана устами юрисконсульта Наркомздрава К.В. Крашенинникова. При осмотре доставленного в морг тела он «увидел Д. Д-ча с раздробленной верхнею частью головы» и заключил: «Несомненно, это был погибший Д.Д., вероятно, бросившийся под поезд». Однако К.В. Крашенинников не задался вопросом, как можно было броситься под поезд, повредив только верхнюю часть головы? С его слов А.В. Орешников записал в дневнике 13 января 1930 г.: «покойный вчера ушел из дому на службу, но в Оружейной палате его не было; сегодня только в 4 часа сообщили Крашенинникову из морга, что привезено тело Д.Д. Иванова, задавленного вчера поездом в Люберцах». Как Дмитрий Дмитриевич попал в Люберцы, отправившись на службу в Кремль с Зубовского бульвара, где он жил вместе с женой и дочерью? Следствие по этому поводу, видимо, не проводилось, иначе это было бы отмечено в прессе и в дневниках А.В. Орешникова. Вероятно, заподозрить убийство в этом несчастном случае было небезопасно. Вдову погибшего К.В. Крашенинников уверил, что он был неизлечим, вероятно, намекая на «манию преследования», которой потерпевший якобы страдал в последнее время. Мания ли это была или лишь трезвая оценка происходившего вокруг, сейчас сказать трудно. Из дневников А.В. Орешникова известно, что К.В. Крашенинников устраивал Ивановым консультацию у знакомого врача-психиатра, а когда в Оружейной палате производился отбор экспонатов «для нужд Антиквариата», Дмитрий Дмитриевич был «помещен в психиатрическую больницу около Донского монастыря». Коллектив был в оцепенении от случившегося. Коллеги сохранили молчание, которое, быть может, спасло жизнь многим. Спустя две недели после случившегося в бумагах Дмитрия Дмитриевича была найдена записка: «Не расхищал, не торговал, не прятал палатских ценностей, но страшный беспорядок в делопроизводстве…», которая скорее походила на оправдание перед следователем, вырезанное из следственного дела.
Эту запись назвали предсмертной запиской, что добавило убедительности официальной версии причины его гибели. Правда, последнюю фразу записки при цитировании опускают, ведь трудно представить, что человек такого уровня впал в отчаяние и решил покончить с собой из-за беспорядка в делопроизводстве, тем более, что ему-то навести порядок в делопроизводстве было легче, чем многим…
А жизнь продолжалась по своим законам. В день опознания тела погибшего, 13 января 1930 г., в Оружейную палату явился представитель Антиквариата с мандатом на изъятие из Оружейной палаты серебряных предметов. Случайно ли эти события совпали? В перечне изымаемых вещей были и те, что Дмитрию Дмитриевичу удалось спасти от передачи в Гохран в суровом 1922 г. или получить из Гохрана неимоверными усилиями в 1923–1927 гг. В течение последующих трех лет Оружейную палату постиг настоящий разгром научных кадров: практически все соратники Дмитрия Дмитриевича были либо уволены, либо переведены на другую службу, либо судимы и сосланы, а ученый секретарь даже расстрелян. Поверили ли близкие Д.Д. Иванова в то, что он бросился под поезд? Некролога они не составили, но похоронили его по христианскому обряду, а не как самоубийцу. Об этом записано в дневниках А.В. Орешникова: в записи от 14 января 1930 г., после упоминания о визите к вдове Дмитрия Дмитриевича, сказано: «…Вскоре пришел К.В. Крашенинников, затем Кира Дмитриевна и Н.Н. Волконский, которые были на Введенских горах; купили могилу и организовали похороны; отпевать будут в храме св. Петра и Павла в 10 ч., а в 1 ч. гражданская панихида». В записи от 15 января отмечено: «Приехав утром в Музей, вскоре отправился к литургии в церковь Петра и Павла (близ Немецкого кладбища); когда я вошел, шло отпевание…служили: священник, дьякон и причетник; народу было 10-15 человек. Гроб был закрыт, так как тело было изуродовано»; в записи от 19 января упомянуто: «завтра в храме Неопалимой Купины будет отслужена заупокойная литургия по Дмитрии Дмитриевиче», а в записи от 29 января читаем: «В 11 ½ ч. поехал на Немецкое кладбище, куда приехали вскоре Софья Владиславовна… Вчетвером отправились на могилу Д.Д. дорогою встретили православного священника, который и пришел к могиле и отслужил панихиду… На могиле Д.Д. крест с датами рождения и смерти …». На старой могильной плите сохранилась краткая полустертая надпись под крестом: «Дмитрий Дмитриевич | Иванов| 17/V1870-12/I 1930». В книге учета захоронений Введенского кладбища 15 января 1930 г. записан «Иванов Дмитрий Дмитриевич 58 лет, служащий. Причина смерти: несчастный случай. Разрушение костей черепа. Дата смерти 12 янв.». Истинной же причиной гибели было, очевидно, его непримиримое упорство в деле сохранения музейных ценностей, неприемлемое для властей того времени.
В 1948 г. рядом с Дмитрием Дмитриевичем была похоронена его жена Софья Владиславовна (1872–1948), дочь сенатора, активного деятеля эпохи великой судебной реформы Владислава Ромуловича Завадского (1840–1910) и Надежды Сергеевны Писаревой (1841–1915). Памятная табличка сделана в 1966 г., после захоронения праха их дочери, Киры Дмитриевны, в замужестве Милославской (1904–1966), и включает запись имени Д.Д. Иванова.
Усилиями коллектива Музеев Московского Кремля имя и достижения Д.Д. Иванова вновь стали известны, разысканная могила была поставлена на государственную охрану, восстановлен памятник.