В начале 1920-х годов основной задачей музейных работников было сохранение культурно-исторических ценностей нашей страны. В тот сложный период Оружейной палатой руководил историк, искусствовед, опытный музейный деятель Михаил Сергеевич Сергеев, которому удалось, как писал в 1923 г. сменивший его на этом посту Д.Д. Иванов, «сохранить … драгоценное ядро служащих, преданных делу, умелых, испытанных и достойных доверия». В апреле 1922 г. М.С. Сергеев скоропостижно скончался, не выдержав тяжелой нагрузки, и на должность заведующего Оружейной палатой был назначен Дмитрий Дмитриевич Иванов. В период его руководства музеем (1922–1929) был сформирован штат квалифицированных сотрудников, специалистов музейного дела – историков, искусствоведов, реставраторов, благодаря которым Оружейная палата за восемь лет выполнила поставленные перед ней сложнейшие задачи. Среди этих специалистов необходимо особо отметить Н.Н. Померанцева, В.К. Клейна, В.Т. Баронову-Косицкую, а также братьев Л.Ф. и Ф.Ф. Вишневских, которых Д.Д. Иванов знал еще с 1919-1920 гг. по работе в Музейном отделе Главнауки Наркомпроса. В период, когда решались судьбы памятников Отечества, общее дело их спасения сплотило этих людей и помогло сохранить многие культурно-исторические сокровища, дошедшие до наших дней и хранящиеся сейчас в Музеях Московского Кремля. 

Одной из первых по рекомендации Д.Д. Иванова была принята в Оружейную палату его ближайший помощник, первый учёный секретарь Вера Тимофеевна Баронова-Косицкая, работавшая в Музейном отделе Наркомпроса с января 1919 г. Её деятельность в музее началась 27 мая 1922 г. в должности секретаря. С переводом в Оружейную палату предполагалось назначить ее, после введения дополнительной должности в штат, ученым секретарем созданного в мае 1922 г. ученого совета музея, возглавлял который с момента его создания по 1929 г. Д.Д. Иванов. Уже имея значительный опыт работы в Музейном отделе Наркомпроса в качестве делопроизводителя и секретаря, В.Т. Бароновой-Косицкой удалось в течение трех месяцев наладить делопроизводство Оружейной палаты, которое до этого пребывало в хаотичном состоянии. Однако приступить к обязанностям ученого секретаря В.Т. Баронова-Косицкая смогла лишь в марте 1923 г., что было вызвано драматическими событиями в ее жизни, когда, получив в сентябре 1922 г. двухнедельный отпуск, она уехала на родину во Псков, где по неизвестной причине была арестована, после чего переведена в Москву, в Главное политическое управление НКВД. Лишь благодаря ходатайству Д.Д. Иванова и Музейного отдела Наркомпроса во главе с Н.И. Троцкой она была освобождена и в декабре 1922 г. смогла приступить к работе.

Письмо заведующего Оружейной палатой Д.Д. Иванова в отдел по делам музеев Главнауки Наркомпроса. Л.1    Письмо заведующего Оружейной палатой Д.Д. Иванова в отдел по делам музеев Главнауки Наркомпроса. Л.2

Со стороны Д.Д. Иванова это был смелый и благородный поступок, поскольку, отстаивая В.Т. Баронову-Косицкую, он рисковал своей жизнью. В том же 1922 г. на него также было открыто следственное дело органами ОГПУ, и лишь заступничество Н.И. Троцкой спасло его от ссылки. С 1923 г., продолжая выполнять работу учёного секретаря, В.Т. Баронова-Косицкая была назначена руководить вновь созданным, организованным при её личном непосредственном участии филиалом Оружейной палаты «Дом боярина XVII века» (ныне филиал Государственного исторического музея «Палаты бояр Романовых» в Зарядье), который был открыт для посещения 25 ноября 1923 г.

Вид на Музей боярского быта в Москве со стороны двора

В октябре 1922 г. соборы Кремля получили самостоятельный музейный статус, было образовано особое Управление музеями-соборами Кремля «вследствие необходимости установления специальной работы по сохранению древних памятников Кремля», что требовало постоянного наблюдения за соборами и памятниками станковой живописи, особенно в периоды больших колебаний температурно-влажностного режима, гибельно отражавшихся на сохранности памятников, поскольку в соборах с 1917 г. отсутствовало отопление и освещение, а также была плохая вентиляция.

Николай Николаевич Померанцев (1891-1986)Хранителем Управления музеев-соборов был назначен Николай Николаевич Померанцев, работавший в Музейном отделе Наркомпроса с 1918 г. Именно с его именем связана история спасения и передачи в Оружейную палату уникальной сокровищницы Соловецкого монастыря, составившей основу созданного в 1923 г. отдела церковного серебра, хранителем которого он был назначен. Незадолго до этого, в 1922 г., Н.Н. Померанцев, занимавший в то время должность заведующего секцией церковного имущества Музейного отдела Наркомпроса, неоднократно обращался в Музейный отдел Наркомпроса с докладными записками, в которых шла речь об отсутствии в отделе кремлевских музеев-соборов специалистов – научных сотрудников, без которых было невозможно работать. Всё это время он один выполнял в соборах функции отсутствующего научного персонала. Спустя год, на состоявшемся 6 июня 1923 г. заседании Комиссии Музейного отдела Наркомпроса по вопросу о положении отдела кремлевских музеев-соборов Н.Н. Померанцев был назначен заведующим этим отделом и смог приступить к формированию его штата, происходившему в течение 1923–1925 гг., после чего отдел получил новое название – «Памятники Кремля».  По рекомендации Н.Н. Померанцева в начале 1924 г. в отдел был принят в качестве научного сотрудника Лев Феликсович Вишневский, который с 1919 г. работал в церковной комиссии Мосгубмузея, занимаясь осмотром и описанием имущества церквей Москвы и Московской губернии, с апреля 1923 г. являлся сотрудником III подотдела церковной секции Музейного отдела Наркомпроса (также по рекомендации заведующего этой секцией Н.Н. Померанцева), а затем в течение года был заведующим музеем бывшего Донского монастыря. С Л.Ф. Вишневским и с его родным братом Феликсом Феликсовичем Вишневским, сотрудником Музейного отдела Наркомпроса с 1919 г., Д.Д. Иванов работал в Гохране по экспертизе и спасению от реализации и обезличивания произведений искусства. Братья Вишневские были квалифицированными специалистами по художественной обработке металла, бронзы и серебра, в дореволюционный период имели собственную семейную фабрику по производству бронзовых изделий. Благодаря их совместной работе удалось отстоять сотни произведений искусства, многие из которых в настоящее время являются частью экспозиции Оружейной палаты. Знания предметов старины и опыт работы по экспертизе ценностей, стали, пожалуй, основным направлением деятельности научного сотрудника Л.Ф Вишневского в отделе кремлевских музеев-соборов.

Лев Феликсович Вишневский (1867-1941)

Вместе с Н.Н. Померанцевым он принимал участие в работе по выявлению и классификации ценностей, поступивших в Оружейную палату из упраздненных церквей и монастырей, а также из частных собраний. В мае 1924 г. из часовен у кремлёвских Никольских и Спасских ворот им были вывезены церковные ценности в помещение склада отдела музеев-соборов. В октябре 1924 г. Музейным отделом Наркомпроса Л.Ф. Вишневскому было поручено провести экспертизу и получить из ликвидируемого хранилища Государственного музейного фонда при бывшем Строгановском училище для Оружейной палаты изразцы, имевшие церковно-историческое и музейное значение. Из ликвидированного хранилища были изъяты пятьдесят изразцов музейного значения, которые были вывезены в Оружейную палату сотрудниками отдела кремлевских музеев-соборов Л.Ф. Вишневским и Ф.Я. Мишуковым. Кроме основной работы в Оружейной палате, Л.Ф. Вишневский и его младший брат Ф.Ф. Вишневский (как представитель Музейного отдела Наркомпроса) в 1924 г. продолжали наряду с другими научными сотрудниками под руководством Д.Д. Иванова важную работу по выявлению, экспертизе и отбору в Гохране ценностей музейного значения для передачи их в Оружейную палату. В годовом отчёте за 1924 г., представленном в Главнауку Наркомпроса, заведующий Оружейной палатой Д.Д. Иванов писал: «…Совершенно исключительной и можно сказать огромной работой персонала Оружейной палаты можно считать произведённый в отчётном году отбор в Гохране тысячи семисот предметов из числа тридцати тысяч, там находившихся. Ныне эти предметы уже доставлены в Оружейную палату, и в их числе имеются драгоценнейшие уники, обнаруженные среди всякого лома и рыночного хлама…». В плане на 1925 г. им же указано, что работа по выявлению и экспертизе ценностей музейного значения в Гохране «ввиду обширных размеров … и её громадного значения» будет продолжена «с привлечением … научного персонала Палаты», поскольку в Гохране находилось ещё множество «предметов первостепенного значения». 

Владимир Карлович Клейн (1883-1935 гг.)

В конце февраля 1924 г. ученый совет Оружейной палаты избрал на должность хранителя отдела шитья и тканей музея Владимира Карловича Клейна, охарактеризовав его «как лицо с высококвалифицированными знаниями и пользующееся общепринятым научным авторитетом». В марте 1924 г. заведующий Оружейной палатой Д.Д. Иванов, обращаясь в Музейный отдел Наркомпроса с просьбой утвердить решение ученого совета, дал высокую оценку деятельности В.К. Клейна, акцентируя внимание на том, что отдел шитья и тканей Оружейной палаты «является собранием, не имеющим равных в мире», а «научное руководство собранием столь крупного значения должно быть в руках самого выдающегося специалиста…Именно этим требованиям отвечает Клейн. Более авторитетного ученого в данной области …не имеется». До этого, с марта 1922 г., В.К. Клейн занимал должность заведующего отделом одежд, тканей и личных украшений Государственного исторического музея. С собранием тканей Оружейной палаты он был знаком еще ранее, когда с 1909 по 1915 г. принимал участие в работе Комитета по описанию Патриаршей ризницы. Именно В.К. Клейном в 1915 г. было подготовлено к изданию собрание древних тканей Патриаршей ризницы, основательно им изученное и научно описанное. В ноябре – декабре 1922 г. на трех заседаниях ученого совета Государственного исторического музея В.К. Клейном был прочитан доклад об иноземных тканях, основой которого стал его труд о тканях Патриаршей ризницы, дополненный изучением драгоценных тканей из собраний Оружейной палаты и Государственного исторического музея. В конце марта 1924 г. В.К. Клейн был назначен Главнаукой Наркомпроса в Оружейную палату, которая стала его основным местом работы до конца жизни. В штате музея он был утвержден 1 апреля 1924 г. в должности хранителя отдела шитья и тканей, а с 24 апреля 1924 г. приступил к обязанностям хранителя и заведующего этим отделом. С 1925 г. он был введен в состав ученого совета Оружейной палаты, а в 1926 г. избран членом правления музея.

В июле 1924 г. было принято постановление о передаче Большого Кремлёвского дворца из Главнауки Наркомпроса в ведение ВЦИК. За Оружейной палатой оставалось «наблюдение за музейными помещениями Теремов и Собственной половины». В сентябре 1924 г. на заседании ученого совета заведующий Оружейной палатой Д.Д. Иванов выступил с докладом о передаче Большого Кремлевского дворца в ведение ВЦИК, на основании распоряжения Главнауки № 10509 от 5 сентября 1924 г., а также о «поручении наблюдения за хранением историко-художественного имущества дворца, остающегося за Музейным отделом». На том же заседании наблюдение за хранением этого имущества возложили на Н.Н. Померанцева. В ноябре 1924 г. на заседании ученого совета он выступил с докладом, в котором приводил доводы о необходимости создания специального подотдела при музейной части дворца. Это предложение получило одобрение со стороны членов учёного совета, была разработана специальная инструкция и установлен порядок обслуживания музейных помещений, находящихся в Большом Кремлёвском дворце. В работе по хранению историко-художественного имущества дворца Л.Ф. Вишневский стал ближайшим помощником Н.Н. Померанцева и в 1925 г. он был назначен ученым хранителем дворцовых комплексов, а Н.Н. Померанцев – заведующим подотделом. Однако уже в том же 1925 г. допуск в Большой Кремлевский дворец сотрудников музея был прекращен. По распоряжению ВЦИК от 21 апреля 1925 г. необходимо было «срочно очистить бывшие верхние апартаменты от музейных экспонатов», что фактически уничтожало огромный труд всего коллектива Оружейной палаты по созданию новой экспозиции музея. Право допуска во дворец всецело передавалось административно-хозяйственному отделу ВЦИК. Оружейной палате были оставлены несколько комнат так называемого бельэтажа Апартаментов их высочеств, в которых в настоящее время располагается администрация Музеев Московского Кремля. Вследствие прекращения допуска в Большой Кремлёвский дворец сотрудников отдела «Памятники Кремля», Терема и музейная часть дворца «осталась не обслуживаемыми в музейном отношении».

В конце апреля 1925 г. Д.Д. Иванов, на основании докладной записки заведующего отделом «Памятники Кремля» Н.Н. Померанцева обратился в Музейный отдел Главнауки Наркомпроса с ходатайством о направлении в командировку в село Бородино одного из квалифицированных научных сотрудников Оружейной палаты для выявления и последующей передачи в Оружейную палату хранившегося там серебряного запрестольного креста XIII в. Как квалифицированного специалиста по металлу Главнаука командировала в июне 1925 г. в церковь Смоленской иконы Богоматери в селе Бородино Л.Ф. Вишневского, которому удалось выяснить, что в церковной описи 1871 г. имелась запись о том, что запрестольный серебряный крест XIII в. был пожалован в бородинскую церковь «его императорским высочеством государем наследником в 1842 г.», но 22 апреля 1922 г. он был изъят в Помгол, о чём в церкви имелся акт Гохрана. Дальнейшие поиски этого креста были продолжены Д.Д. Ивановым, и в октябре 1925 г. он был найден в Московском ювелирном товариществе. После проведения экспертизы выяснилось, что крест не серебряный, а медный. В письме к председателю правления Московского ювелирного товарищества Д.Д. Иванов указывал, что обнаруженный на складе товарищества «медный крест с хрусталём … представляет исключительно научный интерес». Благодаря убедительным доводам Д.Д. Иванова этот процессионный крест был оценён «в один рубль», получен сотрудником Наркомпроса Ф.Ф. Вишневским (братом Льва Феликсовича), передан им в Оружейную палату 10 ноября 1925 г. и внесен в основной инвентарь музея. Процессионный (предносный) крест был атрибутирован Д.Д. Ивановым как «медный, резной, позолоченный, с эмалями…», выполненный в XIII в.французскими мастерами города Лимож. Однако позднее, в 1976 г., хранитель западноевропейского серебра Оружейной палаты Г.А. Маркова определила этот памятник как итальянскую работу первой половины XIV в. 

Семейство Вишневских

Брат Льва Феликсовича Вишневского – Феликс Феликсович – на протяжении нескольких лет, начиная с 1922 г., сотрудничал с Оружейной палатой и был в дружеских отношениях с Д.Д. Ивановым. Вплоть до расформирования Центрального хранилища Государственного музейного фонда в 1927 г. Ф.Ф. Вишневский работал его сотрудником. По словам Д.Д. Иванова, Ф.Ф. Вишневский был «замечательным экспертом по металлу». По его рекомендации Оружейная палата не раз пополняла свои коллекции замечательными произведениями. В апреле 1926 г. Ф.Ф. Вишневский обращался к Д.Д. Иванову с письменной просьбой о зачислении его в Оружейную палату: «Дмитрий Дмитриевич! Позволю Вам напомнить о моей просьбе по поводу стремления работать у Вас в Оружейной палате. Ваш Ф. Вишневский.» В ноябре 1926 г. на заседании ученого совета Оружейной палаты Д.Д. Иванов сообщал о передаче туда предметов высокого художественного уровня из кладовой Московского ювелирного товарищества и отмечал, что эти предметы были переданы «при ценнейшем содействии … Ф.Ф. Вишневского». От всего коллектива Оружейной палаты Д.Д. Иванов выражал ему особую благодарность «за труды и содействие по отбору и получению в кладовой Московского Ювелирного товарищества высоко ценных музейных предметов, доставленных в палату…». В декабре того же 1926 г. благодаря Ф.Ф. Вишневскому в музей поступили бронзовые часы екатерининской эпохи из музея барона Штиглица, обнаруженные Ф.Ф. Вишневским в аукционном зале «Прага». В июле 1927 г. из отдела Валютного фонда в Оружейную палату были приняты ценные ювелирные изделия конца XIX в., также по его рекомендации. В августе 1927 г. директор палаты Д.Д. Иванов обращался в Музейный отдел Главнауки Наркомпроса с просьбой о назначении в Оружейную палату Ф.Ф. Вишневского на должность старшего помощника хранителя в связи с ликвидацией Музейного фонда. Характеризуя его, Д.Д. Иванов писал: «Работа Ф.Ф. Вишневского, как совершенно выдающегося специалиста по металлу, крайне необходима для обслуживания того собрания мирового значения, которое сосредоточено по этой специальности в Оружейной палате; причем для ухода за этим собранием и поддержания его в должном порядке требуется ближайшая забота такого опрятного и усердного работника, как Вишневский». На службу в Оружейную палату Ф.Ф. Вишневский был принят в октябре 1927 г. В должности старшего помощника хранителя он проработал в Оружейной палате в течение года до июня 1928 г. В апреле 1928 г. братья Вишневские и их племянник Феликс Евгеньевич были арестованы. В ходе следственного дела Ф.Е. Вишневский был уволен из Государственного исторического музея, в котором проработал в течение трёх лет  внештатным научным сотрудником отдела одежд, тканей и украшений под руководством В.К. Клейна и выслан из Москвы в Кострому. Несмотря на то что по этому делу Л.Ф. Вишневский проходил лишь как свидетель, он был лишен пропуска в Кремль. Тем не менее, зарекомендовав себя как квалифицированный специалист, он был временно переведён Д.Д. Ивановым в филиал Оружейной палаты «Дом боярина XVII в.»  до рассмотрения режимного вопроса о его пропуске в Кремль. Поскольку решить этот вопрос так и не удалось, 29 марта 1929 г. Л.Ф. Вишневский был официально переведен научным сотрудником в филиал Государственной Оружейной палаты  музей «Дом боярина XVII в. », в котором занимался разборкой фондового имущества до сентября 1929 г. Еще летом 1929 г. тяжело заболел директор музея Д.Д. Иванов. В связи с этим Главнаукой временно исполнять его обязанности был назначен Л.Я. Вайнер, который пробыл на этой должности пару месяцев и был освобожден от нее на основании распоряжения той же Главнауки от 30 июля 1929 г., но за короткое время своей деятельности в Оружейной палате он успел назначить «Комиссию для проработки всего материала, имеющего госфондовое значение, производства соответствующей оценки и передачи акта оценки и описи в Госфондовую комиссию», в состав которой были включены трое сотрудников музея, среди которых Л.Ф. Вишневский был единственным квалифицированным специалистом-музейщиком, и что было самым важным, опытным экспертом по металлу. По завершении работы Госфондовой комиссии и проведенной Л.Ф. Вишневским – оценки и экспертизы экспонатов государственного значения, временно исполняющий обязанности директора Л.Я. Вайнер обратился с заявлением в Главнауку Наркомпроса, в котором выразил беспокойство небезопасным, на его взгляд, положением дел в музее ««Дом боярина XVII в. » и высказал недоверие научному сотруднику Л.Ф. Вишневскому, в результате чего 1 сентября 1929 г. Л.Ф. Вишневский из музея был уволен. Братья Л.Ф. и Ф.Ф. Вишневские были арестованы 16 сентября 1929 г. с конфискацией имущества, о чем известно из дневников А.В. Орешникова: «Только пришел в музей, как позвонил из Главнауки Вайнер ехать на Почтовую улицу в квартиру Вишневского отбирать из конфискованного их имущества музейные предметы… За что постигла Вишневских такая кара, как конфискация имущества – не знаю. Там были уже агенты ГПУ, которые очищали квартиру Вишневских, а все имущество в беспорядке было свалено в подвал, куда мы и спустились». В период недолгой работы Л.Я. Вайнера в Оружейной палате «в связи с выходом на пенсию» был уволен хранитель и заведующий библиотекой Д.И. Успенский, а В.Т. Баронова-Косицкая, согласно распоряжению Главнауки от 29 сентября 1929 г., перестала исполнять обязанности ученого секретаря и была переведена с должности заведующей музеем «Дом боярина XVII в.» на должность научного сотрудника – хранителя музея, но пока с «сохранением получаемого ей оклада».

В 1928–1929 гг. началась трагедия уничтожения памятников. В 1928 г. была разрушена церковь Константина и Елены. В 1929 г. стали осуществлять подготовительные мероприятия для реализации нового генерального плана Москвы, в связи с чем был предусмотрен снос зданий бывших Чудова и Вознесенского монастырей и Малого Николаевского дворца в Кремле для строительства на их месте Военной школы имени ВЦИК. К защите памятников заведующим отделом «Памятники Кремля» Н.Н. Померанцевым и архитектором Д.П. Суховым были привлечены ведущие архитекторы Москвы, но все попытки убедить власти в необходимости сохранения древних кремлевских святынь оказались тщетны. Работы по освобождению музейных помещений этих двух монастырей начались 19 августа 1929 г. В связи с тяжелой болезнью директора Оружейной палаты Д.Д. Иванова В.К. Клейн фактически принял на себя руководство музеем. С 28 августа по 1 декабря 1929 г. он временно замещал директора палаты. В этих условиях 31 августа 1929 г. на заседании ученого совета в срочном порядке была создана Комиссия для производства работ по вскрытию и научному обследованию гробниц в церкви Вознесения бывшего Вознесенского монастыря. В ее состав вошли временно исполняющий обязанности директора В.К. Клейн, заведующий отделом «Памятники Кремля» Н.Н. Померанцев, архитектор Д.П. Сухов, представитель Главнауки С.П. Григоров и представитель Государственного исторического музея А.В. Орешников. Руководство работой Комиссии возлагалось на В.К. Клейна. Состав комиссии был утвержден комендантом Кремля Р.А. Петерсоном. Позднее к работе в Комиссии были привлечены сотрудник отдела «Памятники Кремля» В.Н. Иванов и студентка-практикантка С.А. Зомбе. Второго сентября 1929 г. Комиссия приступила к изучению некрополя Вознесенского собора, где размещались могилы русских великих княгинь и цариц. Всего было вскрыто шестьдесят семь захоронений, спасено и перевезено в подклет Архангельского собора пятьдесят девять белокаменных гробниц и плит к ним. Во время работ в специальном научном дневнике фиксировали все наиболее важные в научном отношении факты, – фотографом Н.Н. Лебедевым производилась фотофиксация гробниц и вскрытых захоронений, В.К. Клейном были составлены описи погребальных одежд, а Н.Н. Померанцевым и Д.П. Суховым описан инвентарь погребений. Вещи из монастыря были перевезены в Мироваренную палату и соборы Московского Кремля. Шестнадцатого декабря 1929 г. вновь назначенный директор Оружейной палаты М.И. Карапетян получил секретное предписание, в котором сообщалось, что необходимо принять срочные меры по снятию фресок в Чудовом монастыре. Однако сделать это не удалось, так как 17 декабря собор Чуда архангела Михаила был взорван. Тогда же погибли и выполненные П.Н. Максимовым обмеры собора, хранившиеся на чердаке.

В жизнь музея 1930 г. внёс свои коррективы. В январе этого года трагически погиб Д.Д. Иванов, с августа по декабрь 1929 г. обязанности директора временно исполнял В.К.Клейн, до прихода на этот пост М.И. Карапетяна. Не больше месяца после гибели Д.Д. Иванова проработала в музее В.Т. Баронова-Косицкая. Согласно личной просьбе, она была уволена с 1 февраля 1930 г. и дальнейший ее жизненный путь, к сожалению, по архивным документам не прослеживается. Из дневниковых записей А.В. Орешникова известно только, что даже после увольнения из Оружейной палаты она продолжала поддерживать дружеские связи с вдовой Д.Д. Иванова – Софьей Владиславовной – и в мае 1930 г. пыталась помочь ей решить в Главнауке Наркомпроса вопрос о назначении персональной пенсии. Однако эти усилия положительных результатов не принесли, и в персональной пенсии С.В. Ивановой было отказано.

После гибели Д.Д. Иванова В.К. Клейн был назначен заместителем директора Оружейной палаты по научной части и утвержден в этой должности 1 апреля 1930 г. Через несколько дней после этого, 3 апреля 1930 г., новым директором Оружейной палаты стал И.С. Монахтин, который хоть и не был специалистом музейного дела, тем не менее, ценил профессионализм В.К. Клейна. Заместителем директора музея по научной части В.К. Клейн оставался до ареста в марте 1935 г. В декабре 1935 г. он умер в Бутырской тюрьме. В апреле 1931 г. Н.Н. Померанцев был лишен пропуска в Кремль, и несмотря на попытки В.К. Клейна отстоять его перед Главнаукой Наркомпроса, был переведен в Центральные государственные реставрационные мастерские, как было указано в приказе, «по специальности». Там он проработал три года, до 1934 г., после чего был арестован и осужден на три года ссылки с отбыванием ее в северном городке Вельске «за активное выражение несогласия с генеральным планом реконструкции Москвы, разрушением храмов, уничтожением и распродажей исторических и художественных ценностей». В 1937 г. Н.Н. Померанцев покинул Вельск с официальными благодарностями, однако запрет на проживание в Москве у него был до 1947 г. Сначала он жил в Зарайске, а с 1941 г. – в Калуге, и лишь в 1947 г. смог вернуться в Москву. В 1944 г. возобновилась деятельность разгромленных в 1934 г. Государственных реставрационных мастерских, и И.Э. Грабарь вновь пригласил на работу Н.Н. Померанцева, который, вернувшись сюда в 1953 г., проработал в мастерских до конца своих дней.             

Несмотря на трагические судьбы директора Оружейной палаты Д.Д. Иванова и многих его коллег, соратников и друзей – научных сотрудников и музейных специалистов, работавших в Оружейной палате в 1920-е – начале 1930-х гг. под руководством этого талантливого музейного деятеля, их совместная деятельность, опыт и профессиональные качества помогли в тот сложный период сохранить и уберечь от уничтожения многие памятники и музейные реликвии, в том числе представленные в собрании Музеев Московского Кремля. 

 

    

 

    

вверх